«Не наглей, — сказал кот. — Лучше утром, перед уходом. Сейчас только пригляди, что брать...»
«Не базарь под руку, пусть хоть раз дело сделает», — возразил пират.
Вольф подошел к фотографиям. Из выцветшего, но тщательно отретушированного и увеличенного черно-белого далека смотрел мужчина в наглухо застегнутом под горло кителе с капитанскими погонами. Мощная грудная клетка, крепкая шея, массивный бульдожий подбородок, прямой, сверлящий пространство взгляд, — от него исходила волна силы, уверенности и напора. Это был молодой Потапыч. Потапыч крупно по пояс, Потапыч в группе сослуживцев, Потапыч у пулемета, Потапыч в тире, в вытянутой руке непропорционально увеличенный «ТТ»...
Владимир вернулся к столу. Хозяин застелил праздничную скатерть потертой клеенкой, поставил дымящуюся тарелку с борщом, блюдечко с чесноком, черный хлеб и крупную соль. Что-то в его облике изменилось, он уже не казался немощным стариком... А может, Вольф теперь смотрел на него другими глазами.
— Самогонку пить будешь, — не спросил, а констатировал домовой. — Хорошая, хлебная. За водкой по нынешним ценам не угонишься.
На столе появилась наполненная на три четверти кривоватая бутылка и два маленьких граненых стакана. Ребенком Вольф видел такие на кухне тиходонской коммуналки.
— Давай за то, что ты вернулся, — Потапыч чокнулся и залпом выпил, потом посолил черный хлеб и бросил в рот зубок чеснока. Вольф сумел проглотить только половину: огненная жидкость обожгла глотку так, что перехватило дыхание.
— Когда меня домой отпустили, я понял — обошлось, — как ни в чем не бывало продолжил Потапыч, словно выпил стакан воды.
— Как обошлось? А что могло быть?
— Да очень просто. Как обычно. Ты прокололся — те на куски порвали... А эти меня расстреляли. Все в дамках — и дело с концом.
Домовой снова наполнил стаканы.
— Окстись, Потапыч! Ты что? Кого сейчас за это расстреливают?!
Старик вздохнул:
— Это верно. Потому и порядка нет. Порядок — он ведь на страхе держится! Только у меня страх в крови сидит, в костях, в сердце, в мозгах! Вот и не знал: отпустят или расстреляют. Мало ли, что сейчас послабления кругом, а вдруг как раз мне-то послабления и не сделают! Пулю в затылок пустить дело нехитрое. И тогда какая мне разница, что там у других делается... Давай поднимай!
Вольф покачал головой:
— Крепкая больно.
Предыдущая страница
