Дядя Иоганн, сгорбившись, сидел на кровати, подбитый глаз совсем закрылся. Стоящие вокруг осужденные нехотя расступились. Фогель даже не посмотрел на подошедшего. Наступила неприятная пауза.
— Так что случилось? — спросил Вольф в пространство. Язык не поворачивался произнести «дядя Иоганн».
— Случилась очень нехорошая вещь, — медленно сказал Фогель, по-прежнему глядя в сторону. — Из Москвы приехал какой-то майор. Грубая скотина, он не был со мной так деликатен и обходителен, как ты... Но он расспрашивал про Сокольски, причем задавал те же вопросы, которые интересовали и тебя! Наверное, ты и твои комитетские друзья считаете меня идиотом. Но неужели самый распоследний идиот поверит, что это совпадение?
В груди у Вольфа захолодело. Как подставили, суки!
— И что это значит? — спросил он, чтобы хоть что-нибудь сказать.
«Беги, дура, сейчас тебя колбасить будут!» — крикнул кот. Но момент был упущен. Точнее, его и не было. Когда Расписной подошел, кольцо осужденных сомкнулось.
— Это значит, что Системе зачем-то понадобился Сокольски. — Дядя Иоганн перевел, наконец, здоровый глаз на Вольфа. В нем читались боль, разочарование и тоска. — Очень понадобился. Настолько, что тебе испортили всю шкуру, придумали легенду и заслали сюда, ко мне. В расчете на наше старое знакомство и добрые отношения. Тонкий расчет, правда? У них ведь нет ничего святого. И я их недооценил. Вполне возможно, что и тогда, в твоем детстве, все было подстроено... Кстати, именно после прихода милиционера Генрих согласился поехать со мной на наш съезд и стал работать на движение. Правда, пользы движению он не принес, а вот провалы стали следовать один за другим... Я не связывал неудачи со своим старым другом. Но... Если связать, то мой арест тоже выглядит вполне логично...
Кольцо сужалось. Кто-то толкнул его в спину, кто-то жарко дышал в шею. Может, Эйно, может, Парцвания. Надо действовать, но не было ни воли, ни куража, ни силы. Вольф стоял, будто парализованный. Дядя Иоганн проник в суть вещей, он был прав, и эта правота придавала каждому слову пронзительную убедительность. А Вольф чувствовал себя, как нашкодивший и пойманный с поличным щенок. Он сгорал от стыда и был готов к тому, что сейчас его ткнут носом в собственное дерьмо.
Предыдущая страница