— Слыхал? Или на правилку хочешь? — Зубач толкнул Драного в грудь. Тот спрятал руки за спину и попятился.
— Ладно, заглох. — Он понуро пошел к своему месту.
— Слышь, Драный, давай я и тебе «шарик» под шкуру запущу! — крикнул ему вслед Челюсть. — Почти за ништяк! Две пачки чая, и все дела!
— Мне вставляй. — Груша держал на ладони гладко отшлифованную пластмассовую фасолину. — Только чтоб все ништяк... Надо моечку острую найти...
— Острую нельзя — плохо зарастать будет. У меня есть чем... Давай принимай наркоз!
Груша извлек спрятанный в матраце неполный флакончик «Шипра». Накануне он специально выменял его у калмыка за почти новые ботинки. Взболтав ядовито-зеленую жидкость, он вытряхнул ее в алюминиевую кружку. Перебивая привычную вонь, по камере распространился резкий запах одеколона.
— Я б тоже вмазал! — мечтательно сказал Скелет.
Закрыв глаза, Груша медленно выцедил содержимое кружки. Было заметно, что удовольствия он не получает. По подбородку потекли быстрые маслянистые капли.
— Бр-р-р! — Грушу передернуло, он громко отрыгнул.
— Оставь немного для дезинфекции. — Челюсть, как готовящийся к операции хирург, разложил на краешке стола «шарик», половину супинатора, толстую книгу афоризмов, лоскут от носового платка, две таблетки стрептоцида и две ложки.
Протерев «шарик» и заостренный конец супинатора остатками одеколона, он в пудру растолок ложками таблетки.
— Ну как, словил кайф?
— Вроде...
Одеколон действует быстро, вызванное им отравление напоминает наркотическое опьянение. Вид у Груши был такой, будто он выпил бутылку водки.
— Давай, выкладывай свою корягу...
Груша спустил штаны и примостился к столу, уложив на край свою мужскую принадлежность. Словно в ожидании боли, она была сморщенной и почему-то коричневого цвета.
— А ну-ка давай сюда...
Челюсть оттянул крайнюю плоть, прижал ее супинатором и ударил сверху книгой. Брызнула кровь, Груша застонал. Не отвлекаясь, цыган стал засовывать в рану обработанный кусок пластмассы. Груша застонал громче.
— Да все уже, все...
Челюсть засыпал рану стрептоцидом и ловко обмотал раненый орган лоскутом тонкой ткани.
— Вначале распухнет, потом пройдет. А за неделю совсем заживет.
— И не очень-то больно, — приободрился Груша.
— Видишь! Я же говорил: давай «гроздь» всажу.
Предыдущая страница
