Вольф ничего не ответил. Это походило на правду. Но какое отношение к сионизму имеет известный «законник» Сеня Перепел, оказывающий в тюремном Зазеркалье могучую поддержку осужденному Шнитману?
— Так ты, выходит, политический? — усмехнулся местный пахан — медлительный кривобокий Грабитель Микула. Он не был авторитетом, и его поставили смотреть за хатой потому, что никого с более серьезной статьей здесь не оказалось. Недавно в корпусе началась покраска, камеры перетасовали и в сто восемнадцатую набили всякую шелупень. Грева, естественно, поступало меньше, зато жизнь шла тихо и спокойно. Сейчас Микула лечил ногу — жег бумагу и сыпал горячий пепел на безобразную красную сыпь между пальцами. Зэк, похожий на скелет, растирал черные хлопья по больному месту, второй — с тупым грушеобразным лицом — подставлял вместо сгоревших новые клочки бумаги. Третий из пристяжи — то ли бурят, то ли калмык — аккуратно скатывал в трубочку расстеленную на столе газету. У окна Резаный и Хорек резались в карты, Драный и Зубач стояли рядом, наблюдая за игрой.
— Выходит, так! — с достоинством ответил Шнитман. — Они меня нарочно политиком сделали. Только просчитались! Через пару лет всех политических выпускать начнут, да еще с извинениями...
— Ишь ты! — Микула отряхнул черные руки, отер ладони о сатиновые трусы.
— Да, да! Еще на должности хорошие начнут ставить...
— Вот чудеса! — искренне удивился Микула. — Я часы с фраера снял, получил шестерик и чалюсь, как положено. А ты всю жизнь пиздил у трудового народа, да политиком стал, теперь должностей ждешь... Может, тебя председателем горисполкома сделают?
— Может. — Яков Семенович громко зевнул и почесал живот. — Только скорей всего — начальником торга. Мне это привычней.
— А если не туда все повернется, вдруг в другую сторону покатит? — недобро прищурился Микула.
Предыдущая страница
