— А зоны где? На Луне или на Земле? — спросил зэк, мечтающий вернуться в юность.
— Ладно, — веско сказал Калик, и все замолчали: последнее слово оставалось за смотрящим. А он должен был продемонстрировать мудрость и справедливость. — Расписной нам свою жизнь обсказал. Мы его выслушали, слова вроде правильные. На фуфле мы его не поймали. Пусть пока живет как блатной, будем за одним столом корянку ломать(1). И спит пусть на нижней шконке...
— А если он сука?! — оскалился Зубач.
Расписной вскочил:
— Фильтруй базар(2), кадык вырву!
В данной ситуации у него был только один путь: если Зубач не включит заднюю передачу, его придется искалечить или убить. Вольф мог сделать и то и другое, причем ничем не рискуя: выступая от своего имени, Зубач сам и обязан отвечать за слова, камера мазу за него держать не станет(3). Если же оскорбление останется безнаказанным, то повиснет на вороте сучьим ярлыком. Но настрой Расписного почувствовали все. Зубач отвел взгляд и сбавил тон.
1 Буквально: есть хлеб, отламывая от одной буханки. Знак дружбы. 2 Контролируй, что говоришь. 3 Мазу держать — поддерживать, заступаться.
— Я тебя сукой не назвал, брателла, я сказал «если». Менты — гады хитрые, на любые подлянки идут... Нам нужно ухо востро держать!
— Ладно, — повторил Калик. — Волну гнать не надо. Мы Керима спросим, он нам все и обскажет.
«Это вряд ли», — подумал Вольф.
Керим погиб два месяца назад, именно поэтому он и был выбран на роль главного свидетеля в пользу Расписного.
— Конечно, спросите, братаны. Можете еще Сивого спросить. Когда меня за лопатник шпионский упаковали, я с ним три месяца в одной хате парился. Там же, в Рохи-Сафед, в следственном блоке. Пока в Москву не отвезли.
— О! Чего ж ты сразу не сказал? — На сером булыжнике появилось подобие улыбки. — Это ж мой кореш, мы пять лет на соседних шконках валялись! Я знаю, что он там за наркоту влетел.
— Ему еще двойной мокряк шьют, — сказал Расписной. — Менты прессовали по-черному, у него ж, знаешь, язва, экзема...
— Знаю. — Калик кивнул.
— Они его так дуплили, что язва no-новой открылась и струпьями весь покрылся, как прокаженный... Неделю кровью блевал, не жрал ничего, думал — коньки отбросит.
Предыдущая страница