– Сколько? – спросил Волк уже у Хмурого и полез под куртку к плоской рукоятке пистолета.
Но не дотянулся: гигант схватил его за руку, рванул и легко выдернул наружу. Волк тут же ударил левой в корпус, но не пробил мышечную броню, ударил второй раз – с тем же успехом. Перед ним был культурист или штангист, обросший таким слоем мускулов, который гасил любые удары. Нет, конечно, не любые, в арсенале Волка имелись приемы, способные искалечить даже слона. Если, конечно, слон не прижимает тебя к себе вплотную. А Висюк сделал именно это, сковав движения и лишив дистанции для замаха. В могучих объятиях силача Волк чувствовал себя беспомощной куклой. В памяти всплыли слова майора Шарова:
– Весь бокс и карате заканчиваются на конце моего ствола!
Он рванулся – раз, другой, третий...
– Давай, Хмурый, очисть его!
Осмелевший Хмурый подошел сзади, сноровисто залез под одежду и быстро вытащил «ПСМ» и деньги. Волк лягнул его каблуком, но несильно, тот выругался и отскочил.
– Зря ты, Висюк... Это птица стремная! Гля, какая пушка... Он или сам шпион, или из «конторы»!
– Будет тебе «контора» за паленые ксивы бабки платить! И потом, нам какое дело? Счас я его придавлю и сброшу с крыши...
Одно время у блатных Тиходонска была мода ставить на сапоги стальные набойки, чуть выступающие за край подошвы. Толку от кустарной конструкции было немного: грубые толстые пластины громко цокали об асфальт, мешали ходить и быстро отрывались. Впоследствии Волку пришлось носить боевые ботинки спецназа, и оказалось, что конструкция «ударного носка» совсем другая: полукруглая железяка попросту вшивалась в рант, не создавая неудобств при ходьбе и сохраняя поражающие качества в полном объеме. С тех пор он усовершенствовал каждую пару зимней обуви.
Удар стальной окантовкой в кость голени гиганта даже при небольшом замахе сыграл свою роль: Висюк вскрикнув и, как раненый удав, на миг ослабил удушающий захват. Это позволило Волку двумя руками схватить его за мошонку. Он сжал кулаки, будто проверял силу кистей на силомере. Раздался трубный рев, от которого задрожали стропила, стальные объятия разжались, Висюк присел и схватился за промежность.
Волк воспользовался полученной свободой и тут же отработал излюбленную «двойку» – левой в голову, правой в корпус. Но то ли потому, что голова и диафрагма
Предыдущая страница