В последующие три дня он видел ее такой каждый день. Жена замкомбрига попросила Деревянко, чтобы рядовой Вольф, начавший ремонт в ее квартире, довел его до конца. Поэтому после боевой учебы он, прихватив кисти и краски, с видом старательного мастерового спешил на квартиру командира.
Потные от духоты и любовного изнурения, они почти не вылезали из постели, а когда все-таки вылезали, то в постель превращались совсем не похожие на нее предметы: ванна, кухонный стол, кресло в прихожей... Убогую фантазию Чувака Вольф перекрыл в два раза, доведя свой личный рекорд до семи соитий, а Софья Васильевна умирала и оживала вообще невероятное количество раз. Она была раскованной и изобретательной, но обставляла все так, будто инициатива исходит от него, а она просто подчиняется воле партнера.
Вроде невзначай она подносила к его лицу маленькие нежные ступни, и он целовал подошвы, гладкие твердые пятки, по очереди облизывал трогательные, чувствительные, словно обнаженные нервы, пальчики. Софья заходилась в пароксизмах страсти – билась, стонала, вырывалась, а он жадно вдыхал аромат ее ног в поисках того, возбудившего его запаха пыли и обувной кожи. Но обычный земной запах безвозвратно исчез – остался лишь аромат мыла и персиков.
– Чем это пахнет? – тяжело дыша, спросил он. Софья смущенно улыбнулась и кончиками растопыренных пальцев погладила его по щеке.
– Это крем... Тогда ты меня поймал врасплох, мне было так стыдно... Но я не ожидала и вообще не думала...
– У тебя такая нежная кожа...
Софья подогнула ногу и, притянув ступню поближе, принялась с интересом рассматривать подошву – то ли проверяя сказанное, то ли просто любуясь. Она очень любила свое тело. Вольф считал, что есть за что.
Она была чрезвычайно чистоплотной, и все, даже самые потаенные складочки пахли только хорошо вымытой кожей. После соития тела покрывались потом, натруженная красная вагина выпускала обратно клейкую белую жидкость, и появлялся запах специфической сырости, но все это не отталкивало Вольфа, он принимал как должное любые ее физиологические проявления, тем более что, ожив в очередной раз, Софья обнаруживала непорядок, ужасалась и, сокрушенно ахнув, бежала мыться, а возвращалась опять чистой и благоухающей.
Предыдущая страница
